Андрей Солдатов, Ирина Бороган Попытка самоубийства генерального прокурора Вячеслава Сизова привлекла внимание к конфликту интересов между неподконтрольной никому ФСБ, независимо от непосредственной причины, и прокуратурой, которая формально обязана надзирать за спецорганами.
В Советском Союзе партийные организации были основными надзорными органами КГБ. Положение о КГБ 1959 года гласило. «Партийная организация. . имеют право сообщать о недостатках в деятельности органов государственной безопасности в компетентные органы партии». С 1991 года партийный контроль над спецслужбами был прекращен.
Об успешности этого решения можно судить по тому, что все без исключения руководители служб внутренней безопасности оказались замешаны в коррупционном скандале в СМИ (хотя не все в результате потеряли работу). Прокуратура осталась единственным органом внешнего контроля, но ее функции постоянно сокращались.
Однако права прокуратуры были ограничены с самого начала. Статья 24 закона «О Федеральной службе безопасности» предусматривала «получение информации о лицах, оказывающих или оказавших тайное содействие Федеральной службе безопасности, а также информации об организации, тактике, методах и средствах осуществления деятельности Федеральной службы безопасности, не относящейся к задачам наблюдения Федеральной службы безопасности». Это означает, что отношения ФСБ со своими агентами и способы проведения специальных операций, таких как сотрудничество с преступными группировками, не являются предметом наблюдения ФСБ. Именно в этой сфере ФСБ наиболее уязвима с точки зрения коррупции, но достаточно вспомнить самое скандальное управление ФСБ — УРПО (Министерство по развитию борьбы с организованной преступностью), где в 1998 году один из сотрудников заявил, что министерство получило приказ убить Березовского.
Полномочия Генеральной прокуратуры были еще более ограничены в апреле 2002 года, когда генеральный прокурор Владимир Устинов и генеральный директор ФСБ Патрушев подписали совместную директиву № 20-27, которая установила новые ограничения на надзор Генерального прокурора. В ней подчеркивалось, что «надзор необходим не только для обеспечения соблюдения прав человека, но и для обеспечения процедур организации и проведения практических мероприятий по допросу».
Директива предусматривает, что «оперативно-служебные материалы и иные документы, как правило, должны изучаться в помещении органа Федеральной службы безопасности, отвечающего требованиям режима секретности, и в соответствии с порядком работы секретного подразделения, установленным нормативным актом». В исключительных случаях запрос на получение этих материалов должен быть направлен в прокуратуру». Очевидно, что, действуя на иностранной «территории», прокурорам очень сложно скрыть от сотрудников ФСБ, кто и почему является объектом их расследования, и избежать давления.
11 февраля 2006 года президент Путин подписал указ о внесении изменений в перечень сведений, отнесенных к государственной тайне. Старый список содержал 87 пунктов, новый — 113. Три из добавленных пунктов (N90, 91 и 92) содержат сведения, отнесенные к государственной тайне, и уточняют порядок взаимодействия лиц, осуществляющих деятельность в уполномоченных органах разведки, контрразведки и диспетчерских службах по борьбе с преступностью. Предполагалось, что эти ограничения защитят безопасность сотрудников, вовлеченных в деятельность преступных и террористических организаций, но вскоре нашлось и другое применение. Эти пункты были быстро введены для ограничения доступа к криминальной информации в органах безопасности.
В 2007 году мы написали статью для «Новой газеты» о системе учета преступлений, совершенных сотрудниками российских спецслужб. Мы направили официальный запрос в Военную прокуратуру с просьбой предоставить статистику по уголовным делам, возбужденным в отношении сотрудников ФСБ, ФСО и СВР. Мы не могли называть имен, нам нужна была только статистика по характеру преступных деяний. В ответ Военная прокуратура прислала сообщение о том, что запрашиваемые данные были получены в соответствии со статьей 4, пунктами 2.3 и 6 Закона о государственной тайне. 90-92 перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, не могут быть предоставлены, поскольку являются конфиденциальными для муниципалитета.
ФСБ эффективно защищалась от судебного преследования и в то же время проникала в другие страны, то есть в страны, где расположены надзорные структуры.
С середины 2000-х годов ходят слухи, что Главное управление «М» ФСБ (разведывательное подразделение МВД, МЧС и Минюста) тайно расширило свои возможности и теперь «оказывает помощь судам в области разведки и уголовного преследования». Хотя официально эта информация не подтверждена, маловероятно, что Максименко, сотрудник управления «М», был назначен начальником отдела личной охраны Следственного комитета в тот период, когда он еще находился в ведении Генеральной прокуратуры.
Карьера Вячеслава Сизова органично вписывается в эту картину. Его переводят из Амурской области в столицу на должность начальника главного управления по контролю за исполнением закона о федеральной безопасности Генпрокуратуры, где его близкие отношения с начальником регионального управления ФСБ Юрием Алешиным делают его популярным, и он также переводится в столичное управление, в центральный аппарат ФСБ (какое совпадение!). . Конечный был замешан в коррупционном скандале, связанном с контрабандой китайских товаров. В 2006 году Алешин получил высшую должность в Департаменте экономической безопасности (включая управление «М»).
По данным печатного издания «Коммерсантъ», Сизов поддерживал тесные контакты со своими коллегами в ФСБ, что приводило к давлению со стороны прокуратуры на фоне постоянных конфликтов со спецслужбами.
Единственное, что необычно в этой жизненной среде, так это то, что директивы Генпрокуратуры после инцидента с силовиками явно были очень серьезно направлены на использование компетенций, которые фактически уже давно были переданы в надзорное ведомство.
Журнал «Качимерино», опубликовано 07.07.2011.